15.1.3. Критика математического подхода
Существуют два уровня, на которых можно критиковать тот или иной подход к языку, равно как любую другую научную модель. Один состоит в том, что данный подход в целом правилен, а его реализация — нет. Это по существу довод в пользу перехода от анализа структуры составляющих к анализу транформационной грамматики естественного языка. В обоих случаях сохраняется идея о том, что теория языка предоставляет машине основу порождения предложений на этом языке. Этот довод не зависит от свойств имеющейся ЭВМ.
Такую позицию занимает математическая лингвистика. Хомский на самых первых страницах своего основного труда по трансформационным грамматикам совершенно ясно говорит о том, что в формальной лингвистике исследуются компетенция, т. е. приписывание структуры предложениям языка, а не исполнение, которое определяется им как реальное использование языка для передачи мыслей. Он указывает (Хомский, 1965, стр. 11), что при реальном использовании языка мы различаем „приемлемые" и „неприемлемые" предложения, а это не то же самое, что различие между „грамотным" и „безграмотным" предложениями. Так, предложение
грамотно, поскольку соответствует правилам английского языка, хотя находим мы такое предложение неприемлемым. С другой стороны, целый ряд жаргонных выражений приемлем, хотя и безграмотен. Лучший известный нам пример — выражение, которое мы слышали (хотя и нечасто) от англоязычных австралийцев:
Эти люди могут с некоторым смущением признать, что они плохо построили фразу. В то же время они совершенно резонно возразят, что другие люди, говорящие на том же языке, поняли их. Согласно Хомскому, представления о приемлемости и связанные с ним представления о понимании относятся к исследованиям лингвистического
исполнения и потому лежат вне формальной лингвистики. Однако далее Хомский заявляет, что он не видит, как развивать теорию лингвистического исполнения без теории компетенции, позволяющей структурировать все предложения.
Это вызывает разногласия. Мы считаем, что для понимания нет разницы между последовательными этапами структурного анализа — анализом глубинной структуры и отображением в значение. Скорее похоже, что при понимании применяется то один, то другой принцип. Шенк (1971) занимает еще более крайнюю позицию; он сравнивает исследование абстрактной структуры с попыткой понять мышление, сделав срез человеческого мозга! Может быть, это и не так, однако по-прежнему нельзя осуществить анализ грамматической структуры в отрыве от понимания предложения. Психологи признают, что в естественном языке синтаксис служит, чтобы направлять процесс понимания, но функция управления ему не свойственна. Иногда понять предложение можно, не анализируя полностью его структуру Бывает, что не удается структурировать предложение, не рассмотрев все его возможные значения.
Самый веский довод в пользу этой точки зрения таков: в живой речи нет отдельной лингвистической единицы, такой, как предложение, или, на языке операций вычислительной машины, программа или процедура, которую можно понять изолированно. Анализ лингвистического сообщения зависит от внутренней базы данных слушателя, причем эта база возникла в результате понимания предыдущих сообщений. Рассмотрим отрывки:
Зрительный образ, вызванный словом „Алиса", наверное, существенно изменился. Почему? Потому что для получения разумной базы данных, описывающих сцену, нужен новый образ. Можно возразить, что здесь задача состоит в установлении правильного соответствия для существительного, а это не относится к грамматическому анализу. В нашем примере это действительно так, но в
других примерах легко провести грамматический анализ, зависящий от понимания. Рассмотрим отрывки:
Джон и Мэри починили „Бичкрафт" и „Сессну". Теперь они летают на самолетах.
Джону и Мэри наскучили планеры. Теперь они летают на самолетах.
Здесь грамматическая неопределенность разрешена, поскольку ясен смысл предложений, окружающих ее. В отличие от примера с Алисой соответствие слову „самолет" одинаково для (32) и (33). Дело в том, что если неоднозначное предложение должно стать осмысленной частью базы данных, связанной с рассматриваемым отрывком, то оно может иметь только одну интерпретацию. Понимание служит ключом к грамматическому анализу, а не обратно. Конечно, грамматика дает нам некоторые подсказки, и они используются для определения смысла предложения. В то же время раскрытие смысла предложения влияет на его грамматику.
Если наши соображения верны, почему теперь придается такое значение анализу формальных языков? Это самая подходящая область деятельности для математика-лингвиста, поскольку его цель — создать модель способности обнаружения цепочек языка, а не перевода этих цепочек в „правильную" внутреннюю базу данных. На более практическом уровне языки программирования, полезные, но очень ограниченные, удобно анализировать по отдельности синтаксически и семантически. Те психологи и психолингвисты, которые хотят исследовать процесс исполнения, а не компетентность, должны, вероятно, обратиться к другим представлениям о языке. Сомнительно, чтобы размышления об абстрактных автоматах помогли психологу объяснить языковое поведение.
Проблема понимания языка в искусственном интеллекте — это компромисс между двумя точками зрения. Мы собираемся пользоваться вычислительными машинами, а они относятся к типу машин, которые могут анализировать языки лишь на основе строгого разделения между компетентностью и исполнением. В обозримом будущем ЭВМ будут разговаривать с человеком только на специальные темы, поэтому нет необходимости заново открывать безграничные и очень загадочные возможности долгосрочной памяти человека. С другой стороны, нас интересует понимание вообще, поскольку разговоры с ЭВМ нужны для того, чтобы заставить ее что-то сделать, а все, что она может делать, это изменять свою внутренюю базу данных. Возможно, мы не должны так поспешно пренебрегать стилем работы единственного существующего устройства, способного на адекватное понимание, — Homo sapiens.
