1.2. ДЕДУКТИВНЫЙ ВЫВОД

Г. Рейхенбах пишет следующее о сущности дедуктивного вывода: «Логическое доказательство называется дедукцией; умозаключение получается путем дедукции его из других утверждений, называемых посылками аргумента. Аргумент строится так, что если посылки истинны, то и умозаключение также должно быть истинным... Он выявляет, так сказать, то, что в неявном виде содержалось в посылках» [106, с. 37].

Дедуктивный вывод, несомненно, играет важную роль в экономической науке. Нужно, однако, отдавать себе отчет в том, что один только дедуктивный вывод не может составить адекватную базу для вывода в экономической науке. Это происходит в первую очередь потому, что, как отмечал Г. Джеффрис, «традиционная, или дедуктивная, логика допускает только три вида истинности значений, а именно: высказывание может быть полностью доказано, полностью опровергнуто либо не может быть ни доказано, ни опровергнуто. Никакое число прошлых случаев осуществления закона не может составить дедуктивное доказательство того, что закон окажется верным и в следующем случае. Всегда сохраняется формальная возможность того, что следующий случай окажется исключением» [6, с. 2—3].

В этом замечании Джеффриса можно узнать переформулированную точку зрения Юма, согласно которой полная уверенность в знании невозможна; например, мы не можем быть полностью уверены (с вероятностью, равной единице) ни на основе чистой дедукции, ни на основе чистой индукции в том, что завтра взойдет солнце. То, что исключение из закона всегда возможно, равносильно неадекватности дедуктивной логики с ее целочисленным набором крайних истинностных значений (истинно, ложно, не истинно и не ложно) по отношению к обычным ситуациям, с которыми встречается исследователь, с ситуациями, в которых исследователь пользуется утверждениями, менее категоричными, чем те, которыми оперирует дедуктивная логика.

Другим аргументом, приводимым Джеффрисом в пользу неадекватности дедукции в качестве единственного инструмента исследования, является то обстоятельство, что для некоторого произвольно взятого множества наблюдений обычно существует бесконечное множество возможных законов, которые точно «объясняют» наблюдения; например, пусть мы располагаем наблюдениями за потреблением и доходом N домашних хозяйств; предположим, просто для наглядности аргументации, что зависимость потребления от дохода у является точно линейной. Мы знаем, что тот же самый набор наблюдений может быть точно описан и бесконечным множеством законов, общий вид которых

где есть произвольная функция, не равная бесконечности в точках . Далее, одно единственное дополнительное наблюдение может противоречить любому закону из этого бесконечного множества. В этой ситуации одна только дедуктивная логика не может сказать, какой из этих законов должен выбрать исследователь. Требуются более широкие принципы выбора, одним из которых является принцип простоты, который гласит, что если, имеется множество моделей, то нужно выбрать из них простейшую. Отвлекаясь от очевидной проблемы определения простоты, некоторые исследователи склонны выбрать простейшую модель потому, что они верят в ее наилучшую прогнозирующую способность. Другие утверждают, что простые модели заслуживают рассмотрения, хотя их конечная ценность не обязательно должна оказаться максимальной, так как они позволяют сделать сильные утверждения относительно явлений, которые легко могут быть подвергнуты проверке. Это способствует обучению на опыте виду деятельности, имеющему значение первостепенной важности. Хотя окончательных заключений, подтверждающих эти точки зрения, до сих пор не получено, обе они связаны с предрасположением к работе на основе простых моделей.

К проблеме простоты имеет отношение следующее интересное замечание У. Кокрена: «Примерно 20 лет тому назад, когда на семинаре у сэра Рональда Фишера они спросили, что можно сделать в эмпирических исследованиях для того, чтобы улучшить переход от установленной статистической связи к причинной, он ответил: «Усложняйте ваши теории». Этот ответ показался мне сначала загадочным, поскольку обычно советуют следовать принципу бритвы Оккама, т. е. упрощать теории до тех пор, пока они не начинают противоречить наблюдениям. Но, как это выяснилось из последовавшей дискуссии, сэр Рональд имел в виду, что когда исследователь строит гипотезы о причинных связях, то он должен иметь в виду как можно больше различных следствий, вытекающих из их истинности, и планировать эмпирические исследования, призванные обнаружить, действительно ли эти следствия имеют место».

Таким образом, хотя теория и может быть простой, обычно желательно, чтобы ее следствия были достаточно далеко идущими и подвергались бы изучению для установления ее эмпирической обоснованности.

Подытоживая нашу позицию, можно сказать, что дедуктивный вывод является важным ингредиентом научного вывода, но сам по себе он неадекватен в качестве единственной базы вывода. Эта точка зрения, конечно, противоречит взгляду на экономическую науку как на чисто дедуктивную. Нельзя отрицать, что среди экономистов, так же как и среди других ученых, есть исследователи, занятые дедукцией логических следствий из сделанных ими допущений. Прекрасным примером такого исследования является работа Эрроу «Social Choice and Individual Values» [8]. Нужно, однако, признать, что исследования этого рода составляют только часть экономической науки. Проблемой первостепенной важности является связь дедуктивных исследований с эмпирическими. Решение этой проблемы требует более широкого подхода, а именно индуктивного.

Совершенно противоположной на первый взгляд точки зрения придерживается К. Поппер, который пишет [97, с. 315], что «выяснение истинности гипотезы опирается исключительно на дедуктивные последствия (предсказания), которые могут из нее следовать. Нет необходимости даже в упоминании слова «индукция» (кавычки Поппера). При изучении позиции Поппера важно учитывать, что индукция рассматривается им гораздо более узко, чем ее рассматриваем мы [97, с. 27]. В настоящей работе мы следуем точке зрения Джеффриса, который в отличие от Поппера понимает индуктивную логику таким образом, что дедуктивная логика является ее частным случаем. Истинностные значения «истинно» и «ложно» дедуктивной логики являются предельными случаями типов истинностных значений, которые дает индуктивная логика.

В соответствии с нашей точкой зрения индуктивная и дедуктивная логика не должны рассматриваться как исключающие друг друга альтернативы. В самой индуктивной логике важную роль играет дедукция; но, поскольку индуктивная логика шире, должны быть установлены правила индуктивного вывода, которые в определенных аспектах будут отличаться от таковых, управляющих дедуктивным выводом. Далее, что касается высказывания Поппера о регрессии и бесконечности, а именно что, для того чтобы обосновать индуктивный подход, требуется индуктивная теорема, которая для своего обоснования, в свою очередь, нуждается в индуктивном обосновании и т. д., то очевидно, что и дедуктивный подход открыт для подобного же рода критики. Самое лучшее, что можно здесь сделать, — это выбрать вслед за Джеффрисом прагматическое решение, т. е. не доказывать обоснованность индукции, ибо если бы это можно было сделать дедуктивно, то индукция была бы сведена к дедукции, что невозможно, и не показывать обоснованность индукции путем эмпирических обобщений, но установить независимо от опыта априорные правила, управляющие индуктивной логикой. Тогда индукцию можно будет определить как «приложение этих правил к эмпирическим данным» [66, с. 8]. Джеффрис далее замечает: «Все, что можно сделать, — это построить некоторое множество гипотез, насколько возможно правдоподобных, и посмотреть, какие выводы на его основе можно получить» [66, с. 8]. Мы увидим, что эти гипотезы, или правила индуктивного вывода, содержат много элементов дедуктивного подхода Поппера, но это так и должно быть, поскольку индукция здесь рассматривается как процесс, более широкий, чем дедукция, как процесс, фактически включающий дедуктивную логику в качестве частного предельного случая.