14.98. Биографические заметки: Даламбер

Жан Лерон Даламбер (рисунок 14.8) родился в Париже в 1717 году и умер там в 1783 году. Он был незаконорожденным сыном шевалье Детуш-Канона, кавалерийского офицера, и хозяйки салона, мадам де Тансин. Его мать оставила его при рождении около церкви Сен-Жан-Лерон в галереях Собора Парижской богоматери, и поэтому его крестили Жан Лерон, следуя традиции для подкидышей. Впоследствии его отец установил его местонахождение и нашел для него дом у стекольщика по имени Руссо и его жены. Имя Даламбер появилось позже, по причинам, которые неясны.

Рисунок 14.8: Жан Батист Лерон Даламбер

Руссо, должно быть, были любящими приемными родителями, раз Даламбер прожил с ними до 1765 года. Он получил аннуитет от своего отца, который также устроил его обучение в янсенистском колледже Четырех наций в Париже. Здесь он получил хорошую подготовку по основам математики и развил неизменную неприязнь к теологии. После короткого изучения права и медицины, в 1739 году он обратился к математике.

В том году он начал посылать сообщения в Академию наук, и его честолюбие и талант быстро вознесли его к славе. В 1741 году он стал

членом Академии и в 1743 году опубликовал свой самый известный труд Traite de dynamique. Пробившись наверх из бедных низов, Даламбер не хотел терять своего положения. Как только он попал в Академию, его усилия сосредоточились на том, чтобы опережать своих соперников. Случайно ли, или по врожденному духу соперничества, Даламбер всегда, видимо, работал над теми же задачами, что и другие ведущие математики, вначале Клеро, позже Даниил Бернулли и Эйлер. Он всегда боялся потерять приоритет и попадал в цикл поспешных публикаций, за которыми следовала полемика о значении и важности его работы. Несмотря на то, что он был отличным писателем (избран во Французскую Академию в 1745 году), его математика почти всегда была неудачно представлена. Многие из его лучших идей не были поняты, пока Эйлер не разобрал и мастерски не изложил их. Поскольку Эйлер часто делал это, не воздавая по заслугам, понятно, что Даламбер был взбешен, но он расточал свою энергию на ссоры, вместо того, чтобы изложить свою работу так, как она того заслуживает.

Еще одна причина, почему Даламбер уделял математике недостаточно внимания, его участие в широкой интеллектуальной жизни своего времени. Когда в 1740-х гг. Даламбер вышел на сцену, математика пользовалась большим престижем в философских кругах, в значительной степени, благодаря успеху Ньютона в объяснении движений планет. Математика была моделью рационального исследования, которое, как надеялись, сделает возможным правильную организацию всего знания и правильное ведение всех человеческих дел. Движение за реорганизацию знания и поведения в соответствии с рациональными направлениями получило известность как Просвещение, и оно особенно сильно было во Франции, где философы видели в нем средство низвержения существующих институтов, особенно, церкви. Около 1745 года Даламбер окунулся в брожение Просвещения, которое тогда било ключом в салонах и кафе Парижа. Он подружился с ведущими светочами, Дидро, Кондильяком, Руссо, и пользовался спросом в большинстве модных салонов за свой ум и дар подражания.

Однако, Просвещение заключалось не только в разговорах, одним из его самых солидных достижений была 17-томная Энциклопедия, издаваемая Дидро с 1745 по 1772 год. Даламбер написал введение к Энциклопедии, Discours preliminaire, и в нем он подвел итог своим взглядам на единство всего знания. Оно значительно способствовало успеху проекта и было главной причиной его избрания во Французскую Академию. Даламбер также был научным редактором и написал много статей по математике. Со временем среди энциклопедистов наметился

раскол: между крайними материалистами во главе с Дидро и более умеренной группировкой Вольтера. Дидро склонялся к биологии, для которой он предложил абсурдную псевдоматематическую основу, в то же время, порицая «непрактичность» обыкновенной математики. Даламбер встал на сторону Вольтера и разорвал свои связи с Энциклопедией в 1758 году.

Тем не менее, интеллектуальная мода уходила из математики, и в 1760-х гг. у Даламбера нашелся лишь один друг-философ, который по-прежнему ей интересовался, теоретик вероятности, Кондорсе. Примерно в это время Даламбер встретил единственную любовь своей жизни, Жюли де Лепинас. Жюли была кузиной мадам дю Деффан, салон которой посещал Даламбер. После ссоры по поводу переманивая посетителей салона, Жюли, с помощью Даламбера, основала собственный салон. Когда Жюли заболела оспой, Даламбер выходил ее; когда он сам заболел, она убедила его переехать к ней. Это было в 1765 году, когда он, наконец, покинул дом приемных родителей. В течение следующих десяти лет его жизнь вращалась вокруг салона Жюли, и ее смерть в 1776 году стала жестоким ударом. К горю добавилось унижение, когда он узнал из ее писем, что у нее были страстные романы с другими мужчинами в течение всего времени, пока они были вместе.

Последние семь лет Даламбер провел в небольших апартаментах в Лувре, которые ему пожаловали как постоянному секретарю Французской Академии. Он оказался не в состоянии работать в математике, хотя это была единственная вещь, которая по-прежнему интересовала его, и его наполняли мрачные предчувствия по поводу будущего самой математики. Несмотря на свое уныние, он делал все, что мог, чтобы поддержать и поощрить молодых математиков. Возможно, самым прекрасным достижением последних лет Даламбера было начало карьеры Лагранжа и Лапласа, работа которых в механике, в конечном счете, завершила многое в его собственной. Должно быть, предвкушение будущих успехов его талантливых протеже приносило ему какое-то удовлетворение, все же они эффективно завершили теорию механики, как ее знал Даламбер. Что он не мог предвидеть, так это то, что незначительная часть его работы, использование комплексных чисел, расцветет в следующем столетии (см. разделы 16.1 и 16.2), и, что математика взломает границы, установленные мышлением века восемнадцатого.