Остаемся ли мы замкнутыми сами в себе йли выходим из этой замкнутости, чтобы рассмотреть чудеса Вселенной, мы находим столько доказательств существования всемогущего и мудрейшего Существа, что в некотором роде необходимо уменьшить их число, стремящееся возрасти, или, по крайней мере, необходимо сделать выбор между этими доказательствами, изучить их силу и их слабость, и придать каждому вес, который они дәлжны иметь, ибо нельзя повредить истине более, чем желанием построить ее на ложных умозаключениях.

Я не рассматриваю здесь доказательства, которое находят в идее бесконечного Существа, идее слишком большой, чтобы мы могли извлечь ее из нашей собственной основы или из какой-либо другой конечной основы; аргумент который, кажется, доказывает, что имеется совершенное, бесконечное Существо.

Я совсем не прибегаю к тому согласию всех людей с существованием Бога, которое казалось таким сильным доказательством древнему Философу Рима*). Я не обсуждаю, верно ли то, что существует какой-то народ, который не согласен в этом вопросе с другими (если бы кучка людей думала иначе, чем все другие обитатели Земли, можно было бы сделать исключение), а также не рассматриваю того разнообразия, которое может быть в идеях 0 Боге у всех тех, кто допускает его существование, разнообразия, мешающего извлечь большое преимущество из этого согласия.

Наконец, я не буду останавливаться на том, что можно вывести из интеллекта, который мы находим в себе, из этой искры мудрости и могущества; мудрость и могущество мы видим разлитыми в конечных Существах; это предполагает огромный и вечный источник, из которого они берут свое начало.

Все эти аргументы мне представляются очень сильными, но они не являются аргументами такого рода, которые рассматриваю я.

В течение всего прошедшего времени люди, изучавшие Вселенную, находили в ней знаки мудрости и могущества Того, кто ею управляет. Чем больше успехов делает знание Физики, тем больше появляется таких доказательств. Одни, смутно пораженные свойствами Божества, которого они находят во всякий момент в Природе, другие, с плохим пониманием религиозных предметов, дали несколько доказательств большей силы, чем эти доказательства должны иметь, или же принимали за доказательства то, что ими не является.

Может быть, было бы допустимо ослабить строгость аргументов, если недостает доводов для установления несомненного и полезного принципа; но здесь аргументы достаточно сильны и число их достаточно велико для того, чтобы сделать изучение более строгим и выбор – более тщательным.

Я не буду останавливаться на доказательствах существования верховного Существа, выведенных Древними из красоты, порядка и слаженности Вселенной. Можно ознакомиться с доказательствами, которые имеются у Цицерона*), и с доказательствами, которые он приводит по Аристотелю**). Они знали о Природе слишком мало, чтобы быть в праве ею восхищаться. Я присоединяюсь к Философу, который благодаря своим открытиям достиг большего, чем они, в обсуждении этих чудес, и умозаключения которого более точны, чем все их умозаключения.

Ньютон затронул, кажется, больше таких доказательств, которые мы находим при созерцании Вселенной, чем всяких других, которые он мог бы извлечь из глубины своего ума.

Этот великий человек полагал***), что движения небесных тел ясно доказывают существование Того, ктэ ими управляет. Шесть Планет – Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер и Сатурн – вращаются вокруг Солнца. Все они движутся в одном и том же направлении и описывают приблизительно концентрические орбиты, в то время как другой вид звезд, Кометы, описывая совершенно иные орбиты, движутся в совсем другого рода направлениях пробегают все участки Неба. Ньютон полагал, что такое единообразие может быть только результатом воли верховного Существа.

Менее возвышенные предметы не казались ему доставляющими менее сильные аргументы. Единообразие, наблюдаемое в строении Животных, их чудесная, полная пользы, организация, были для него убедительными доказательствами существования всемогущего и мудрейшего Творца****).

Множество Физиков после Ньютона обнаружили Бога в Звездах, Насекомых, Растениях, Воде*****).

Не будем скрывать слабости некоторых их доводов, а чтобы лучше познакомиться с злоупотреблениями в доказательствах существования Бога, рассмотрим доказательства, которые казались столь сильными даже Ньютону.

Единообразие движения Планет, говорит он, с необходимостью доказывает выбор. Невозможно, чтобы слепая Судьба заставляла их двигаться всегда в одном и том же направлении и по приблизительно концентрическим орбитам.

Ньютон мог бы добавить к этой однообразности движения Планет то, что все они движутся почти в одной и той же плоскости. Пространство, в которое заключены все их орбиты, составляет приблизительно только 17-ю часть поверхности сферы. Если, следовательно, примем орбиту Земли за плоскость, к которой отнесем все другие, и рассмотрим ее положение как результат случайности, то вероятность того, что 5 других орбит не заключены в этой Зоне, будет равна отношению $17^{5}-1 \mathrm{k} 1$, иначе говоря, отношению 1419856 к 1.

Если допустим, как Ньютон, что все небесные тела, притягивающиеся к Солнцу, движутся в пустоте, то будет почти невероятным, что случайность заставляет их двигаться так, а не иначе. Остается, однако, некоторая вероятность этого, и, следовательно, нельзя сказать, что это единообразие является результатом выбора.

Но более того, альтернатива выбора или крайней случайности основывается только на бессилии системы Ньютона, дать физическую причину этого единообразия. Для других Философов, которые допускают существование жидкости, увлекающей Планеты или только ослабляющей их движение, одинаковость их движений не кажется необъяснимой ; она не предполагает более единственного толчка случайности и не доказывает более существование Бога, который сообщил Материи именно это движение*).

Я не знаю, является ли очень сильным аргумент, который Ньютон извлекает из строения Животных. Если единообразие, наблюдаемое нами во многом, является доказательством, то не опровергается ли это доказательство бесконечным разнообразием, которое мы наблюдаем во многом другом? Не выходя за пределы животного мира, пусть сравнят Орла с Мухой, Оленя с Улиткой, Кита с Устрицей ; и пусть обсудят такое единообразие. В самом деле, другие Философы доказательство хотят найти существования Бога в разнообразии форм, и я не знаю, кто из них имеет лучшйе основания.

Аргумент; извлеченный из соответствия различных частей Животных с их нуждами, кажется более прочным. Их ноги не для того ли созданыт, чтобы ходить, их крылья – чтобы летать, их глаза – чтобы видеть, их рот – чтобы есть, другие части – чтобы воспроизводить себе подобных? Все это не указывает ли на намерение и замысел, которые руководили их построением? Этот аргумент поражал Древних, он изумлял и Ньютона; напрасно самые большие враги Провидения возражают против того, что применение совсем не являлось целью, а было следствием построения частей Животных. Будто бы случайность образовала глаза, уши, язык, которыми пользуются, чтобы видеть, слышать и говорить**).

Но нельзя ли было бы сказать, что так как в случайных комбинациях продуктов Природы могли существовать только те, которые обладали некоторыми отношениями соответствия, то нет чудес в том, что это соответствие находится во всех в действительности существующих видах? Говорят, случай произвел множество Индивидуумов. Меньшее число их было построено так, что части Животных могли удовлетворять их нуждам. В другом, бесконечно большом числе их не было ни соответствия, ни порядка. Животные

без рта не могли жить, другие, у которых отсутствовали органы размножения, не могли сохраняться непрерывно; остались только те, у которых имелись порядок и соответствие; и те виды, которые мы видим теперь, являются только весьма небольшой частью того, что слепая Судьба произвела.

Почти все современные Авторы, излагавшие Физику или Естественную Историю, только увеличили число доказательств, извлекаемых из организации Животных и Планет, и продвинули их в самые мелкие детали Природы. Чтобы не приводить здесь слишком неприличные примеры, которые были бы только слишком общими, я скажу лишь о примере*), в котором находят Бога в складках кожи Носорога: это животное, будучи покрыто очень грубой кожей, не могло бы двигаться без этих складок. Не наносится ли ущерб великим истинам, которые намереваются доказать с помощью такого аргумента? Что сказать о том, кто отрицает Провидение потому, что чешуя Черепахи не сгибается и не соединяется? Довод того, кто доказывает его на коже Носорога, имеет ту же силу. Оставим эти пустяки тем, кто не чувствует их вздорности.

Другие Философы впадают в противоположную крайность. Слишком мало касаясь знаков Разума и Замысла, которые мы находим в Природе, они хотели изгнать из нее все конечные причины. Они думали, что благодаря материи и движению Мир мог сформироваться таким, каким он является. Одни видели высший Разум во всем; другие совсем не видели его и считали, что слепая Механика могла образовать наиболее организованные тела Планет и Животных и управлять всеми чудесами, которые мы видим во Вселенной**).

Из всего только что сказанного видно, что главный аргумент Декарта, основанный на наличии у нас идеи о совершенном Существе, не является таким метафизическим аргументом, который мы ищем, и он не произвел большого впечатления на Ньютона; а все доказательства, которые Ньютон извлекает из единообразия и соответствия различных частей Вселенной, не могли бы показаться доказательствами Декарту.

Нужно признать, что этими доказательствами злоупотребляют: одни придают этим доказательствам силу, которой они не имеют, другие слишком увеличивают число доказательств. Тела Животных и Планет являются слишком сложными Механизмами, последние составляющие их части ускользают от нашего понимания; а о применении и назначении их мы знаем слишком мало для того, чтобы судить о мудрости и могуществе, которые нужны были для их построения. Если некоторые из них кажутся доведенными до высокой степени совершенства, то другие кажутся набросанными только вчерне. Многие из них могли бы показаться бесполезными или вредными, если бы мы судили о них только по нашим знаниям, а не предполагали заранее, что их ввело во Вселенную мудрейшее и всемогущее Существо.

Что служит в строении какого-либо животного установлению видимости порядка и соответствия, когда мы вдруг останавливаемся перед некоторым досадным заключением? Змея, которая не ходит, не летает, не могла бы укрыться от преследования других животных, если бы громадное число позвонков не придавало ее телу такой гибкости, что она ползает быстрее, чем ходят многие животные. Она погибла бы от холода зимой, если бы ее удлиненная и заостренная форма не наделяла ее способностью углубляться в землю; непрерывно ползая, она бы поранила себя, или перервалась при

переходе через отверстия, куда она прячется, если бы ее тело не было покрыто чувствительной и чешуйчатой кожей. Не чудесно ли все это? Но для чего все это служит? Для сохранения животного, зуб которого умерщвляет человека. О! возразят, вы не знаете полезности Змей. Они, вероятно, необходимы во Вселенной: они содержат превосходные лекарства, которые вам не известны. Следовательно, обойдем молчанием или, по крайней мере, не будем удивляться такому замечательному устройству животного, которое известно, как вредное.

Все заполнено подобными доводами в сочинениях Натуралистов. Понаблюдайте за созданием Мух и Муравьев; вас удивит забота Провидения о яйцах насекомых, о пище для детенышей, о куколках, о развитии их частей при всех превращениях. Все это приводит к созданию насекомого, докучливого для людей, насекомого, которое пожирает первая птица и которое попадает в сети Паука.

В то время как одна сторона изложенного здесь содержит в себе доказательства мудрости и могущества Создателя, не грозит ли вторая опасностью утвердить в неверии в него?

Величайшие умы, достойные уважения, как благодаря своей набожности, так и благодаря своим познаниям*), не могли не признать, что соответствие и порядок не кажутся наблюдаемыми во Вселенной в таком ясном виде, чтобы это позволило нам без затруднений понять Вселенную, как произведение мудрейшего и всемогущего Существа. Зло всех видов, беспорядок, порок, скорбь казались им с трудом согласующимися с господством такого Владыки.

Посмотрите, говорили они, на эту Землю; моря покрывают половину ее, на остальной части вы видите крутые скалы, ледяные районы, горячий песок. Изучите нравы тех, кто ее населяет; вы найдете ложь, воровство, убийство, и повсюду пороков больше, чем добродетели. Среди этих несчастных существ вы найдете многих отчаявшихся в мучениях подагры и каменной болезни, многих изнемогающих от других недугов, продолжительность которых невыносима; почти все удручены заботами и печалями.

Некоторые Философы, кажется, были так поражены этой картиной, что, забыв все красоты Вселенной, пытались только оправдать Бога в том, что он создал такие несовершенные вещи. Одним казалось, что для сохранения его мудрости следует уменьшить его могущество, говоря, что он сделал все, что мог и что лучше сделать не мог**). То, что находится во всевозможных Мирах, несмотря на свои недостатки, является все же лучшим. Другим казалось, что для сохранения могущества следует нанести ущерб мудрости. Согласно им Бог мог бы сделать Мир более совершенным, чем тот, в котором мы живем, но нужно было бы для этого употребить слишком сложные средства; его интересовал более способ действия, нежели совершенство произведения***). Последние прибегают к примеру Художника, который полагает, что окружность, начерченная без циркуля, лучше доказывает его мастерство, чем более сложные и более правильные фигуры, начерченные с помощью инструментов.

Я не нахожу ни один из этих ответов удовлетворительным. Настоящий Философ не должен позволить ни ослепить себя частями Вселенной, в которых блещет порядок и соответствие, ни поколебать себя частями, в которых он этого не находит. Несмотря на все беспорядки, которые он заметит в

Природе, он найдет в ней достаточно признаков мудрости и могущества ее Автора, чтобы не отречься от него.

Я совсем не говорю о Философах другого рода, которые утверждают, что в Природе совсем нет плохого: Все, что существует, хорошо*). Если изучить это положение, не предполагая заранее существования всемогущего и мудрейшего Существа, то оно не будет непоколебимым. Если извлечь его из предположения о мудрейшем и всемогущем Существе, то оно будет только Актом веры. Сначала оно кажется делающим честь Верховному Разуму, но в сущности оно стремится все подчинить необходимости. Это скорее утешение в наших несчастьях, чем похвала нашему благополучию.

Я возвращаюсь к доказательствам, которые извлекают из созерцания Природы.

Те, которые больше всего сосредоточивались на этих доказательствах, совсем недостаточно изучили их силу и их объем. Множество вещей во Вселенной возвещает, что они не управляются слепым Могуществом. Повсюду мы замечаем ряд действий, направленных к некоторой цели; это говорит только о разуме и замыслах; в цели этих замыслов и следует искать мудрость. Искусство исполнения не является достаточным, необходимо, чтобы замысел был разумным. Если бы мы не восхищались замыслом, мы бы отрицали Творца; и тем сильнее было бы отрицание, чем больше было бы потрачено искусства на постройку машины, которая не приносила бы никакой пользы или действие которой было бы вредным. Разве мы восхищались бы правильностью в движении Планет, которые движутся все в одном и том же направлении, почти в одной и той же плоскости и по почти подобным орбитам, если бы видели, что было бы лучше заставить их двигаться иначе. Так как ядовитые Растения и вредные Животные производятся и тщательно сохраняются в Природе, то дано ли нам познать мудрость и доброту Того, кто их создал? Если бы во Вселенной мы находили только подобные вещи, то они могли быть только произведением Злых Духов. Правда, наш взгляд довольно ограничен, и нельзя требовать, чтобы он очень далеко прослеживал порядок и связь вещей. Если бы он мог это сделать, без сомнения, он был бы поражен, как мудростью замыслов, так и разумом в исполнении. Но в том состоянии бессилия, в котором мы находимся, мы не можем соединить эти различные атрибуты. Ибо, хотя бесконечный разум с необходимостью предполагает мудрость, ограниченному разуму может ее не доставать; и было бы желательно, чтобы Вселенная была обязана своим началом слепой Судьбе в той же мере, в какой она является произведением такого разума.